«Я очень надеялся, что до 26 декабря, когда завершилась осенняя сессия, закон о банкротстве физических лиц будет принят, — говорит Медведев. — Сейчас он очень актуален: многие опасаются, что кризис и связанные с ним увольнения и сокращения доходов вызовут личный дефолт многих россиян и рост невозвратов кредитов физическими лицами».

Вокруг законопроекта о личном банкротстве скрещивалось много копий; одни подавали его как акт, продиктованный исключительно заботой о благе простого люда, другие — как механизм «крепостного права» для кредиторов. Сам Медведев полагает, что «закон нужен, чтобы человек, оказавшийся в тяжелом финансовом положении, с одной стороны, по возможности гасил свои долги, а с другой — не потерял жизненно необходимого имущества». То есть закон обоюдовыгоден и должникам, и кредиторам.

Коллега Медведева по думской работе Анатолий Аксаков поддерживает эту инициативу. «Полагаю, закон необходим, — отмечает президент АРБР. — Кризис привел к тому, что некоторые заемщики кредитов либо потеряли работу, либо стали получать меньшие доходы от своей деятельности. Могу ответственно сказать, что банки не заинтересованы проблемные кредиты ставить на просрочку, поскольку это требует значительного увеличения резервирования средств в ЦБ, а также создает проблемы с надзорными органами. Банки готовы войти в положение заемщика, реструктурировать этот долг. Но все это должно происходить в нормальном правовом пространстве. Для этого как раз и нужен закон о личном банкротстве. При этом закон должен быть так прописан, чтобы не стимулировать уход заемщиков в банкротство. Банкротство — это чрезвычайная ситуация при чрезвычайных обстоятельствах. Если же оно является результатом безответственности или безалаберности соответствующего лица, то это лицо должно нести соразмерную ответственность, административную и материальную».

Однако, в отличие от системы страхования вкладов, институт личного банкротства вызывает неоднородную реакцию участников рынка. «Механизм личного банкротства, даже по опыту других стран, — это не панацея от кризиса потребительского кредитования», — напоминает Ирина Данилина. «Перспективы принятия закона о банкротстве физических лиц в той или иной редакции в нынешних условиях вполне реальны, а возможно, даже и необходимы, — считает Екатерина Колесова. — Однако необходимо, чтобы законодатель при принятии такого закона защищал в том числе права кредиторов. Любое банкротство и так дает должнику дополнительные права по сравнению с добросовестным заемщиком, исполняющим свои обязательства в срок. Банкротство — это всегда реструктуризация, отсрочка уплаты долга, отмена штрафных санкций и т.п. Один из проектов даже так и называется: «О внесении изменений в некоторые законодательные акты в части введения реабилитационных процедур в отношении гражданина-должника». То есть баланс интересов добросовестного кредитора и недобросовестного должника рассматривается в аспекте помощи последнему. При этом, если при банкротстве предприятия в случае недостаточности имущества для удовлетворения всех кредиторов результатом процедуры банкротства является ликвидация юрлица, то банкротство физлица в нынешнем законопроекте никаких серьезных последствий для такого лица не несет. Полагаю, надо при принятии такого закона разработать меры поражения банкрота в основных гражданских правах на долгий срок, а также принять меры к тому, чтобы банкротство не было для него однозначно выгодным, как выглядит это в нынешних проектах».

Понять точку зрения, которую озвучивает г-жа Колесова, разумеется, можно. Если, конечно, по упомянутой аналогии с системой банкротства юрлиц сторонники «жесткой модели» не будут требовать «ликвидации» банкрота вообще.

Впрочем, тут есть и другие проблемы. «В законопроекте я вижу несколько потенциальных «подводных камней», — говорит Дмитрий Жданухин, генеральный директор Центра развития коллекторства. — Во-первых, это возможность злоупотребления процедурой банкротства для освобождения от долговых обязательств. Например, должник дистанцируется от своего имущества (якобы продает или дарит его родственникам либо доверенным лицам) и проходит процедуру банкротства, фактически не теряя свои активы. Во-вторых, предусмотрен слишком долгий — пять лет — срок реструктуризации долгов и отсутствуют механизмы четкого контроля за выполнением плана реструктуризации». Однако, по мнению Жданухина, «несмотря на неоднозначность законопроекта, сама возможность банкротства граждан важна прежде всего в психологическом плане — для стимулирования должников к компромиссному решению проблемы. При этом коллекторы должны понятно для должника описать не только юридические, но и экономические, психологические и прочие последствия банкротства, чтобы он не считал эту процедуру возможностью легко избавиться от проблем».

Больные места

Механизмы борьбы с «взять и не отдавать» многие банкиры по-прежнему считают одним из самых больных мест в сегодняшнем банковском законодательстве. Впрочем, их начинают лечить.

«Проблемные моменты в законодательстве о залоге, об обращении взыскания в условиях кризиса и снижения платежеспособности должников, естественно, обострились, — отмечает Екатерина Колесова. — Принятие пакета законов 30 декабря 2008 года — «О внесении изменений в некоторые законодательные акты Российской Федерации в связи с совершенствованием порядка обращения взыскания на заложенное имущество», «О внесении изменений в Федеральный закон «О несостоятельности (банкротстве)» и ряда других — стало лучшим подарком к Новому году, который только

мог преподнести законодатель. Наконец-то предложения, высказываемые банками и банковскими ассоциациями, были услышаны и практически все приняты».

Напомним, этими «срочными» законами были защищены права залоговых кредиторов при процедуре банкротства, ограничены возможности должника выводить денежные средства на «текущие платежи», законодательно установлен размер вознаграждения арбитражному управляющему.

Банкиры жалуются и на другие законодательные болячки. Например, Ирина Данилина отмечает разрозненность и бессистемность банковского права в России и считает необходимым создание Банковского кодекса. Еще один предмет стенаний финансистов — система противодействия легализации преступных доходов.

«Самые большие проблемы, на мой взгляд, сейчас сконцентрированы в этой области, — говорит Марина Корф. — Печально известный закон №115-ФЗ не просто жесток — он просто не может быть реализован на практике во многих аспектах. Не случайно ЦБ уже третий раз, до

1 апреля 2009 года, продлил мораторий на применение мер воздействия к нарушителям этого закона в части работы с иностранными публичными должностными лицами и безналичных расчетов физических лиц. Но и при наличии моратория в соответствии с этим законом можно легко подвести под отзыв лицензии практически любую кредитную организацию — было бы желание. С другой стороны, понятно, что принятие этого закона все же вывело Россию из черного списка FATF. Так что вопрос не однозначный, но ясно, что система «антиотмывочных» мер должна все же быть как-то больше адаптирована к банковской практике».

Законодатели со своей стороны, напротив, видят новые лазейки для «серых» финансов. В частности, Павел Медведев считает актуальным вплотную заняться деятельностью всевозможных платежных интернет-систем, типа «Яндекс Деньги» или WEBMoney.

«Стоит лишь войти в Интернет, как на вас выльется поток предложений открыть счет в каком-нибудь электронном или мобильном кошельке и, внеся на него деньги, производить через него платежи и расчеты, — говорит парламентарий. — Все расчеты в таких системах абсолютно анонимны. Студенты, с которыми я продолжаю контактировать по мере сил, донесли до меня слух, что теперь «передовые» преподаватели перестали брать взятки в наличной форме. Они открыли счета в электронных псевдобанках и требуют, чтобы их ученики сделали то же самое. Взятка переводится со счета на счет. Телефонные конторы тоже постепенно превращаются в банки. Перевод денег с вашего телефонного счета на счет вашего приятеля — это, по сути, банковская операция. И эта деятельность не может оставаться в «серой зоне», вне регулирования».