Страница: 2/3
Среди врачей были свои "высшие", "средние"
и "нижние". Во второй половине XIX века
во Франции было около дюжины врачей,
которые зарабатывали 200-300 тыс. франков в год,
около сотни тех, кто получал более 40 тыс.
франков, а подавляющее большинство имело
порядка 8 тыс. франков. Для провинции это
была вполне достойная сумма, но в Париже,
как подсчитал в 1880 году один медицинский
журнал, врач должен был тратить не меньше 12
тыс. франков, чтобы прилично одеваться и
вообще выглядеть как подобает солидному
специалисту.
Среди предпринимателей деление на
крупных, мелких и средних также являлось
вполне естественным и признавалось всеми.
Стоит отметить, что в числе людей, пошедших
по коммерческой линии, уже тогда были те,
кого сейчас называют офисным планктоном,--
мелкие конторские клерки, которые работали
за гроши, но относили себя к людям
умственного труда. Французский писатель
Тэн писал в середине XIX века, что такой клерк
"становится секретарем в коммерческой
компании, а потом женится на гувернантке, у
которой нет ни гроша. Каждый день он ходит
на работу и сидит за своим столом девять-десять
часов, работая как паровая машина. А
вернувшись домой, садится за составление
древнегреческого словаря, считая это своим
подлинным призванием".
И все-таки средний класс был единой
социальной группой, несмотря на то что в
него входил и преуспевающий торговец, и
сельский доктор, бравший полтора франка за
визит. Всех этих людей объединяло отношение
к жизни. Все они зарабатывали собственным
трудом и знаниями. Они не были
аристократами, не имели крупной земельной
собственности и по большей части не могли
позволить себе праздную жизнь. При этом они
четко отличали себя от рабочих и крестьян,
чей неквалифицированный труд не мог
обеспечить им более высокий уровень жизни,
а недостаток образования лишал возможности
продвинуться по социальной лестнице. В
целом средний класс характеризовало
стремление преуспеть. Аристократы и богачи
уже находились на самом верху, и расти им
было некуда; рабочие пребывали в самом низу,
и у них не было сил подняться; а те, кто
находился между ними, могли и хотели
двигаться вверх.
Благосостояние средних слоев быстро
росло, что вызвало в их среде настоящий
потребительский бум. Английский статистик
по фамилии Портер писал в 1851 году: "Нам не
пришлось бы возвращаться во времени дальше
чем на полвека назад, чтобы попасть во
времена, когда преуспевающие владельцы
магазинов по большей части обходились без
изящной мебели и без ковров, расстеленных в
гостиных, которые ныне почитаются за первую
необходимость... В тех же самых домах мы
сегодня видим не одни только ковры... Стены
обвешаны картинами и гравюрами". Конечно,
"преуспевающие владельцы магазинов" --
это скорее "средний средний" или даже
"верхний средний" класс, но и нижние
слои стремились к красивой жизни и, самое
главное, располагали соответствующими
средствами. Вот что оставила в наследство
своим внукам умершая в 1830 году Элизабет
Кравен, вдова хозяина небольшой
каменотесной мастерской из английского
города Лидса: "Моему внуку Джону Кравену
Рили -- стол красного дерева, или бюро,
кровать с перинами, пуховый матрас, зеркало-трюмо
и дубовую вешалку. Моему внуку Томасу Рили --
дубовый сундук, часы и две серебряные
столовые ложки". Всего у старушки было
четыре внука и много родственников, которые,
надо сказать, не слишком разбогатели,
получив наследство, ведь за всю жизнь она
скопила только &*163;300. И все-таки эта
небогатая женщина держала у себя стол
красного дерева, которым, надо полагать,
очень гордилась. В общем, представители
среднего класса, будь то "средние" или
"нижние", старательно обустраивали
свои семейные гнезда, что позволяло им
ежедневно видеть символы своего успеха.
Но одним лишь чистым потребительством
дело не ограничивалось. У среднего класса
Европы была своя идеология и свои способы
самовыражения. Прежде всего, представителю
этого класса надлежало верить в прогресс и
в науку. Аристократы относились к
техническим новшествам сдержанно, а иногда
и враждебно, поскольку любой прогресс
подтачивал основы их власти. В средних
слоях, напротив, принято было прогресс
восхвалять и всячески демонстрировать свою
связь с современностью. Считалось, к
примеру, практически необходимым
обзавестись домашним барометром.
Предсказать погоду с его помощью было почти
невозможно, но зато он выглядел очень "прогрессивно"
и "научно". Человек из среднего класса
старался не отставать от жизни. Он
выписывал газеты и демонстративно их читал,
расположившись за столиком кафе; он следил
за модой и стремился выглядеть не хуже
других; он старался посещать все премьеры,
будь то новая опера или новый водевиль.
Другой идеей, разделявшейся большей
частью среднего класса, был патриотизм,
порой граничивший с шовинизмом.
Представители среднего класса не без
основания видели в мощи своего государства
отражение собственного экономического
успеха, а потому были склонны на все лады
восхвалять свою страну и свою нацию.
Упомянутый князь Козловский писал о
Франции начала XIX века так: "В салонах,
театрах, на улице, в газетах вы без конца
слышите и видите самые напыщенные похвалы
французам... Самый плохой актер, играя в
самой скверной пьесе, может быть уверен, что
сорвет бурные аплодисменты, если
произнесет несколько слов о французской
чести, французской славе, французском гении
и сноровке... Эти общие места, исполненные
самой грубой лести, звучат ежедневно со
сцен мелких театров и никогда никому не
надоедают". В других странах средний
класс был не менее патриотичен. Английские
ура-патриоты, к примеру, распевали песню,
восхвалявшую мощь британской короны и
заодно толщину бумажника британских буржуа:
"У нас есть люди, корабли и деньги тоже
есть".
И в то же время средний класс испытывал
комплекс неполноценности по отношению к
аристократии. Господа средней руки втайне
мечтали походить на графов и баронов и по
возможности старались им подражать. Порой
это подражание доходило до смешного. В 1880-х
годах английская газета The Saturday Review писала:
"Странно видеть, до чего презираем стал в
Англии домашний труд -- первая общественная
обязанность женщины. Снобствующая часть
среднего класса рассматривает работу по
дому как нечто унизительное. Женщина может
сидеть в грязной комнате для рисования,
которую заспанная горничная поленилась
убрать, но она не может взять в руки тряпку.
Вытирать пыль унизительно, а сидеть в грязи
-- нет".